Вокруг Света - Журнал "Вокруг Света" №12 за 2001 год
Но на следующее утро Колетт проснулась знаменитой. Хотя привкус этой славы оказался горьковатым: ее обвинили в совращении благородной дамы и оскорблении общественной нравственности. Случись такое несколькими годами раньше, она могла бы подвергнуться огромному штрафу, выплатить который была бы не в силах, или вовсе оказаться за решеткой. На ее счастье, «прекрасная эпоха» давала свободу от диктата церкви в духовной жизни общества, более того, ее официальное отделение от государства уже не могло препятствовать утверждению в сознании людей иных этических критериев. Вероятно, именно поэтому на «освобожденное двадцатилетие» падает буйный расцвет кабаре, мюзик-холлов, варьете, театров ревю и как следствие — первое появление на этом поприще звезд. Колетт стала одной из них. С одной стороны, на нее лились потоки грязи, ее имя сделалось синонимом непристойности. С другой — лучшей рекламы невозможно было и вообразить. Директора самых престижных и дорогих кабаре и театральные агенты вцепились в нее мертвой хваткой.
Скандальная известность предоставила ей возможность требовать баснословных гонораров. Театральные критики и рецензенты, воскуряя ей фимиам, стали широко употреблять слово «творчество», а газетчики наперебой искали возможность услышать хотя бы пару слов из уст главной возмутительницы общественного спокойствия. Колетт училась быть знаменитой буквально на ходу: «Всегда следует начинать с отказа давать интервью кому бы то ни было. Тогда ваше первое интервью попадет на первую полосу».
Так оно и произошло. Замелькали сенсационные сообщения о том, что «красотка кабаре» под полупрозрачными хитонами, весьма условно именующимися одеждой, вовсе не носит, как то полагается танцовщицам, трико телесного цвета. Вторичный шквал восторгов, даже превзошедший злосчастную «мумию», вызвал следующий номер Колетт, по ходу которого она обнажила свою левую грудь. Колетт расколола Париж пополам. Одни, понятное дело, предавали ее имя анафеме, другие взахлеб восхищались красотой и смелостью этой необыкновенной женщины. Дело дошло до немыслимых ранее прочувствованных поэтических дифирамбов, опубликованных в прессе. Хотя, конечно, приходится признать: безупречным поведением заслужить подобное вряд ли было возможно.
...Беспримерные сценические успехи не смогли вытравить в душе у Колетт «бациллы», поселившейся там навсегда: сочинительства. Даже крайняя занятость и усталость от каждодневных выступлений не принимаются в расчет — хоть на час в день, но она берет в руки перо. Новый роман завершает серию книг о Клодине. В 1907-м вышел сборник ее рассказов, где наряду с главной героиней ее творчества — женщиной живет своей интересной жизнью Природа. Здесь Колетт достигает таких высот, которые, по вердикту критиков, делают ее «крупнейшим во французской литературе XX века мастером лирического пейзажа и анималистического «портрета».
Для сцены кабаре Колетт сочиняет скетчи, либретто пантомимы, маленькие пьесы, где играет уже как драматическая актриса и, кстати, имеет немалый успех.
...В декабре 1912 года Сидони-Габриэль Колетт становится баронессой де Жувенель и теперь присутствует на приемах, раутах, торжественных обедах. Понятно, что «красотка кабаре» не могла, да и не хотела найти общий язык с тем обществом, где вращался супруг. Дамы света демонстративно игнорировали женщину, имя которой было у всех на устах. Не желая ставить под удар союз с человеком, которого любила, Колетт бросила карьеру танцовщицы, но пестрый, вместивший в себя все человеческие страсти мир подмостков так и не ушел из ее творчества.
Замужество подарило Колетт дочь, но начавшаяся Первая мировая война увела из дома мужа. Барон, будучи человеком храбрым, не стал уклоняться от опасности и ушел на фронт. Колетт, оставив крошку-дочь на няньку, тайком, с подложными документами, перешла линию фронта и несколько недель провела возле супруга. Для ее любящего сердца преград просто не существовало, но ничто не могло удержать ее и тогда, когда любовь ушла. Спустя несколько лет, уже после войны, Колетт, уже наученная горьким опытом первого замужества, узнает, что муж, видимо, охладев к ней, изменяет. Она решается на отъезд из дома и там, в отдалении от неверного мужа, выливает на бумагу обиду, переполняющую ее сердце.
Под последние аккорды разваливающегося брака она совершает поступок, вновь делающий ее героиней скандала. 47-летняя Колетт становится любовницей 17-летнего Бертрана де Жувенеля, сына барона от первого брака. Конечно, первое, что приходило на ум заинтересованной общественности, это мысль об отмщении. Во всяком случае, именно так трактовался ею этот невероятный роман. Но Колетт, много чего понимавшую в жизни, эта трактовка оставила равнодушной. Связь с этим юношей, продлившаяся почти 5 лет, принесла ей такие потрясения, которые были мало с чем сопоставимы. Бертран с его романтической привязанностью вернул ей ощущение молодости. Все находили Колетт преображенной даже внешне. Она же открыла перед ним не только тайну отношений между мужчиной и женщиной, она подарила ему способность видеть, понимать и бесконечно ценить красоту окружающего мира. Она учила Бертрана работать в саду, ухаживать за цветами, понимать маленькие секреты природы, повадки птиц и животных, заставила его заняться гимнастикой, научиться плавать, уходить на лодке далеко в море.
Разумеется, родители Бертрана делали все, чтобы «спасти мальчика от этой ведьмы». Ему нашли хорошенькую невесту, и однажды он перед торжественным обедом в честь помолвки зашел к Колетт попрощаться. Когда он вышел из дома, она бросила в окно скомканную записку с тремя словами: «Я люблю тебя». Уже в старости (де Жувенель умер в 1987 году в возрасте 84 лет) Бертран, вспоминая о своей подруге, скажет: «Она мне сказала это впервые. И я не пошел на торжественный обед в честь помолвки».
И все равно день, а вернее ночь, когда Колетт сама сказала Бертрану «прощай», все же наступила. Они больше никогда не виделись.
Колетт снова была одна, к тому же все еще в состоянии изнурительного бракоразводного процесса. Как переживалось ею подступившее 50-летие? «Сердце не имеет морщин, на нем бывают только шрамы» — так охарактеризовала Колетт свое тогдашнее мироощущение.
Однажды на одном из загородных шоссе «Рено», оставленный ей бароном в качестве отступного, заглох и какой-то человек из остановившегося авто вызвался ей помочь. Морис Гудекет, сын голландского ювелира-еврея, холостяк и владелец небольшой фирмы, больше всего на свете любил искусство, книги и картины. Женщина, которой он помог починить машину, была старше его на 16 лет. Они не расставались 21 год, их совместное существование прервала только смерть Колетт.
Ей безо всякого труда далась роль покладистой жены. Колетт терпеть не могла феминизирующих дам и не отказывала себе в удовольствии при случае кинуть камешек в их огород: «Женщина, считающая себя умной, требует равных прав с мужчиной. Женщина действительно умная — не требует». Она была хорошей хозяйкой, умевшей создать в доме уют и отлично готовить. Колетт отнюдь не считала, что «жизнь слишком коротка, чтобы фаршировать грибы».
Конечно, ее чувство к Морису не было бурной страстью, сопровождавшей многие ее увлечения. Раздумывая о себе, помудревшей, она не без грусти писала: «Из моей жизни уходит одна из великих сует жизни — любовь». И, видимо, поторопилась с этим признанием.
...В декабрьскую ночь 1941 года двери их квартиры содрогнулись от ударов прикладов. Колетт, не проронив ни слезинки, проводила мужа-еврея туда, откуда возвращались очень редко. А наутро она бросилась в комендатуру, а затем искать знакомых, к которым лояльно относились оккупанты. Один из поклонников ее творчества обещал помочь. Это было страшное время. Дочь Колетт стала бойцом Сопротивления. В доме царили холод и полное отсутствие еды. В рукописи «Париж из моего окна» начали появляться советы по поводу того, как обмануть голодный желудок, как выжить при минусовой температуре. Через несколько долгих месяцев вернулся Морис.
В конце 44-го Колетт, давно отучившаяся давать волю собственной слабости, плакала, слыша грохот артиллерийской канонады в честь освобождения, сливавшийся с перезвоном парижских колоколов.
За 54 года жизни в творчестве Сидони Колетт написала 50 книг художественной прозы и 4 тома статей, посвященных театру, причем все, что вышло из-под ее пера, увидело свет еще при жизниа автора. Она была награждена орденом Почетного легиона, избрана в члены Королевской академии языка и литературы Бельгии. Ее слава писательницы в 40 — 50-х годах упрочивается еще и на сцене, и в кино, где с огромным успехом ставят и экранизируют ее произведения. В 1944 году Колетт — первая из женщин — была единогласно избрана членом Гонкуровской академии, где она работала неустанно. Этому не мешало даже то, что на заседания она прибывала в кресле-каталке из-за обострившегося артрита. Нередко муж не в переносном, а в прямом смысле носил ее на руках.
